Неточные совпадения
Начал гаснуть я над писаньем бумаг в канцелярии; гаснул потом, вычитывая в книгах истины, с которыми не знал, что делать в
жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразниванье, злую и холодную болтовню, пустоту, глядя на дружбу, поддерживаемую сходками без цели, без симпатии; гаснул и
губил силы с Миной: платил ей больше половины
своего дохода и воображал, что люблю ее; гаснул в унылом и ленивом хождении по Невскому проспекту, среди енотовых шуб и бобровых воротников, — на вечерах, в приемные дни, где оказывали мне радушие как сносному жениху; гаснул и тратил по мелочи
жизнь и ум, переезжая из города на дачу, с дачи в Гороховую, определяя весну привозом устриц и омаров, осень и зиму — положенными днями, лето — гуляньями и всю
жизнь — ленивой и покойной дремотой, как другие…
В области же действительной
жизни, которая имеет не только
свои права, но и сама налагает великие обязанности, — в этой области мы, если хотим быть гуманными, христианами наконец, мы должны и обязаны проводить убеждения, лишь оправданные рассудком и опытом, проведенные чрез горнило анализа, словом, действовать разумно, а не безумно, как во сне и в бреду, чтобы не нанести вреда человеку, чтобы не измучить и не
погубить человека.
Припомни, например, Еспера Иваныча, который
погубил даже здоровье
жизнью своею в захолустье.
— Василий Нилыч, я удивляюсь вам, — сказал он, взяв Назанского за обе руки и крепко сжимая их. — Вы — такой талантливый, чуткий, широкий человек, и вот… точно нарочно
губите себя. О нет, нет, я не смею читать вам пошлой морали… Я сам… Но что, если бы вы встретили в
своей жизни женщину, которая сумела бы вас оценить и была бы вас достойна. Я часто об этом думаю!..
— Да, вы одни… Вы одни. Я затем и пришла к вам: я ничего другого придумать не умела! Вы такой ученый, такой хороший человек! Вы же за нее заступились. Вам она поверит! Она должна вам поверить — вы ведь
жизнью своей рисковали! Вы ей докажете, а я уже больше ничего не могу! Вы ей докажете, что она и себя, и всех нас
погубит. Вы спасли моего сына — спасите и дочь! Вас сам бог послал сюда… Я готова на коленях просить вас…
Она видимо больна, но, не желая вас огорчить, не хочет говорить вам этого; она видимо скучает, но для вас она готова скучать всю
свою жизнь; ее видимо убивает то, что вы так пристально занимаетесь
своим делом (какое бы оно ни было: охота, книги, хозяйство, служба); она видит, что эти занятия
погубят вас, — но она молчит и терпит.
Или живет фабрикант, доход которого весь составляется из платы, отнятой у рабочих, и вся деятельность которого основана на принудительном, неестественном труде, губящем целые поколения людей; казалось бы, очевидно, что прежде всего, если человек этот исповедует какие-нибудь христианские или либеральные принципы, ему нужно перестать
губить для
своих барышей человеческие
жизни.
Но не говоря уже о грехе обмана, при котором самое ужасное преступление представляется людям их обязанностью, не говоря об ужасном грехе употребления имени и авторитета Христа для узаконения наиболее отрицаемого этим Христом дела, как это делается в присяге, не говоря уже о том соблазне, посредством которого
губят не только тела, но и души «малых сих», не говоря обо всем этом, как могут люди даже в виду
своей личной безопасности допускать то, чтобы образовывалась среди них, людей, дорожащих
своими формами
жизни,
своим прогрессом, эта ужасная, бессмысленная и жестокая и губительная сила, которую составляет всякое организованное правительство, опирающееся на войско?
— Не знаю, — сказала она. — Я никогда сильно не любила мужа, и Оля — это, в сущности, моя первая любовь. Вы знаете, я ведь не по любви шла за Алексея. Прежде я была глупа, страдала, все думала, что
погубила и его и
свою жизнь, а теперь вижу, никакой любви не нужно, все вздор.
Серебряков. Выходит так, что благодаря мне все изнемогли, скучают,
губят свою молодость, один только я наслаждаюсь
жизнью и доволен. Ну да, конечно!
Войницкий. Не замолчу! (Загораживая Серебрякову дорогу.) Постой, я не кончил! Ты
погубил мою
жизнь! Я не жил, не жил! По твоей милости я истребил, уничтожил лучшие годы
своей жизни. Ты мой злейший враг!
Ей хотелось бы пользоваться
жизнью и любовью; но она знает, что это — преступление, и потому говорит в оправдание
свое: «Что ж, уж все равно, уж душу
свою я ведь
погубила»!
— Нянька, для чего я жила до сих пор? Для чего? Ты скажи: разве я не
погубила своей молодости? В лучшие годы
своей жизни только и знать, что записывать расходы, разливать чай, считать копейки, занимать гостей и думать, что выше этого ничего нет на свете! Нянька, пойми, ведь и у меня есть человеческие запросы, и я хочу жить, а из меня сделали какую-то ключницу. Ведь это ужасно, ужасно!
Грозы уж он не боится и природы не любит, бога у него нет, все доверчивые девочки, каких он знал когда-либо, уже сгублены им и его сверстниками, в родном саду он за всю
свою жизнь не посадил ни одного деревца и не вырастил ни одной травки, а живя среди живых, не спас ни одной мухи, а только разрушал,
губил и лгал, лгал…
Она обвинялась в долгой развратной
жизни, из которой могла бы выйти, если бы захотела, «ибо имеет родственников
своей фамилии, хотя весьма удаленных, которые — я уверен в том — извлекли бы падшую из ее социального положения, но, по натуральной склонности сей особы к разврату, она предпочитала погрязать в болоте, из которого вы тщетно имеете намерение спасти ее, причем, без сомнения,
погубите и
жизнь свою и чудный ваш талант».
И за что, подумаешь, ты здесь
жизнь свою погубила?
Сознание
своей власти, возможности
погубить всякого человека, которого он захочет
погубить, важность, даже внешняя, при его входе в суд и встречах с подчиненными, успех
свой перед высшими и подчиненными и, главное, мастерство
свое ведения дел, которое он чувствовал, — всё это радовало его и вместе с беседами с товарищами, обедами и вистом наполняло его
жизнь.
«А если это так, — сказал он себе, — и я ухожу из
жизни с сознанием того, что
погубил всё, что мне дано было, и поправить нельзя, тогда что ж?» Он лег навзничь и стал совсем по-новому перебирать всю
свою жизнь.
Никита (поднимается и садится на соломе). Эх, увидал я ее, еще тошней стало. Только и было
жизни, что с нею. Ни за что про что загубил
свой век;
погубил я
свою голову! (Ложится.) Куда денусь? Ах! Расступись, мать сыра земля!
И тогда—то во всей наготе
Обнаружились личные страсти
И послышались речи — не те:
«Это яд, уж давно отравлявший
Наше общество, силу забрал!» —
Восклицал, словно с неба упавший,
Суясь всюду, сморчок генерал
(Как цветы, что в ночи распускаются,
Эти люди в чинах повышаются
В строгой тайне — и в
жизни потом
С непонятным апломбом являются
В роковом ореоле
своем).
«Со времен Петрашевского строго
За развитьем его я следил,
Я наметил поборников много,
Но… напрасно я труд
погубил!
— Не бывает разве, что отец по своенравию на всю
жизнь губит детей
своих? — продолжала, как полотно побелевшая, Марья Гавриловна, стоя перед Манефой и опираясь рукою на стол. — Найдет, примером сказать, девушка человека по сердцу, хорошего, доброго, а родителю забредет в голову выдать ее за нужного ему человека, и начнется тиранство… девка в воду, парень в петлю… А родитель руками разводит да говорит: «Судьба такая! Богу так угодно».
В евангелии сказано: кто
погубит жизнь свою, тот получит ее. Это значит, что истинная
жизнь дается только тому, кто откажется от блага
жизни животной.
Но мало того, что мы обманываем себя и
губим свою настоящую
жизнь для воображаемой, мы в этом стремлении к обеспечению чаще всего
губим то самое, что мы хотим обеспечить.
Любовь очень часто в представлении таких людей, признающих
жизнь в животной личности, то самое чувство, вследствие которого для блага
своего ребенка мать отнимает, посредством найма кормилицы, у другого ребенка молоко его матери; то чувство, по которому отец отнимает последний кусок у голодающих людей, чтобы обеспечить
своих детей; это то чувство, по которому любящий женщину страдает от этой любви и заставляет ее страдать, соблазняя ее, или из ревности
губит себя и ее; это то чувство, по которому люди одного, любимого ими товарищества наносят вред чуждым или враждебным его товариществу людям; это то чувство, по которому человек мучит сам себя над «любимым» занятием и этим же занятием причиняет горе и страдания окружающим его людям; это то чувство, по которому люди не могут стерпеть оскорбления любимому отечеству и устилают поля убитыми и ранеными,
своими и чужими.
Они недовольны
жизнью, часто
губят себя только потому, что сошли с этого пути, и не хотят признаваться в
своей ошибке.
Как будто Бог, произнося
свой приговор, признает и неудачу самого замысла — создать мир из ничего, утвердить бессмертную
жизнь на небытии, наделить тварь свободой, которая при роковой ее неустойчивости могла ее лишь
погубить.
«Бог есть, смерть непременно придет, надо о душе подумать. Если Оля сию минуту увидит
свою смерть, то ей не будет страшно. Она готова. А главное, она уже решила для себя вопрос
жизни. Бог есть… да… Но неужели нет другого выхода, как только идти в монастырь? Ведь идти в монастырь — значит отречься от
жизни,
погубить ее…»
Правда, что я этих господ знать не хочу и, верно, они тоже очень мало обо мне заботятся; но уж так устроен человек, что я их знать не хочу, а из-за них
гублю лучшие года, все счастие
жизни, всю будущность
свою погублю.
Между прочим, я рассказал Льву Николаевичу случай с одной моей знакомой девушкой: медленно, верно и бесповоротно она
губила себя, сама валила себя в могилу, чтоб удержать от падения в могилу
свою подругу, — все равно обреченную
жизнью.
Любовь очень часто в представлении людей, признающих
жизнь в животной личности, — то самое чувство, вследствие которого для блага
своего ребенка одна мать отнимает у другого голодного ребенка молоко его матери и страдает от беспокойства за успех кормления; то чувство, по которому отец, мучая себя, отнимает последний кусок хлеба у голодающих людей, чтобы обеспечить
своих детей; это то чувство, по которому любящий женщину страдает от этой любви и заставляет ее страдать, соблазняя ее, или из ревности
губит себя и ее; то чувство, по которому бывает даже, что человек из любви насильничает женщину; это то чувство, по которому люди одного товарищества наносят вред другим, чтобы отстоять
своих; это то чувство, по которому человек мучает сам себя над любимым занятием и этим же занятием причиняет горе и страдания окружающим его людям; это то чувство, по которому люди не могут стерпеть оскорбления любимому отечеству и устилают поля убитыми и ранеными,
своими и чужими.
Только тот, кто не только понял, но
жизнью познал то, что «сберегший душу
свою потеряет её, а потерявший душу
свою ради Меня, сбережет её», — только кто понял, что любящий душу
свою погубит ее, а ненавидящий душу
свою в мире сем сохранит её в
жизнь вечную, только тот познает истинную любовь.
— Что ты сказал?! Ты ни во что считаешь
погубить свою душу на бесконечные веки веков, лишь бы сделать что-нибудь в сей быстрой
жизни для другого! Да ты имеешь ли понятие о ярящемся пламени ада и о глубине вечной ночи?
Соломон. Помилуйте, не
погубите; я притворялся, что бедняк… это мои деньги, копил всю
жизнь свою для этих несчастных.
— Ну, это погодишь… ее я не отдам, да и меча не брошу… Коли
своих бил этим мечом — пусть судит меня царь! Если скажет он, что
губят народ по его указу — поверю… А тебе, Григорий Лукьянович, не верю! Погиб я тогда, не спорю и защищаться не хочу… Да и не
жизнь мне, коли в словах твоих хоть доля правды.
Он вспомнил Маргариту Гранпа, которую
погубила и отняла та же сцена. Припомнился ему неожиданный его арест в Большом театре и поездка в Пинегу, откуда он вернулся, чтобы узнать, что девушка, которую он одну в
своей жизни любил свято и искренно, начала
свое гибельное падение по наклонной плоскости сценических подмостков.
— Теперь я все понимаю! — продолжала коварная женщина. — Иван Дементьевич
своим самолюбием и
своей гордостью
погубил две
жизни… Он разлучил вас с Зиной и разбил вашу университетскую карьеру… В это время князь сделал предложение… Вы, быть может, не знаете, что сначала она отказала… Она, наверное, ждала… вас… Но, так как вы скрывались от нее, она с отчаяния послушалась совета моей матери… Она, конечно, подумала, что вы никогда не любили ее.
«Если я один среди мира людей, не исполняющих учение Христа, — говорят обыкновенно, — стану исполнять его, буду отдавать то, что имею, буду подставлять щеку, не защищаясь, буду даже не соглашаться на то, чтобы идти присягать и воевать, меня оберут, и если я не умру с голода, меня изобьют до смерти, и если не изобьют, то посадят в тюрьму или расстреляют, и я напрасно
погублю всё счастье
своей жизни и всю
свою жизнь».
Мне дано благо
жизни, а я сам
губил его. Христос показал мне
своими заповедями те соблазны, которыми я
гублю свое благо, а потому я и не могу делать того, что
губит мое благо. В этом и в этом одном вся моя вера.
Так кончила
свой воспитательный курс на земле эта фефёла, которая мне кажется довольно обыкновенною русскою женщиной, которая никого не
погубила и себя усовершила в земной
жизни, но в этом ей ничего не помог ни литератор, которого она любила, ни простой человек, который ее любил. Но она была хороша для всех, ибо каждому могла подать сокровища
своего благого сердца. Если бы писатель жил долго, я думаю, что он бы ею наскучил и она окончила бы
свою жизнь гораздо хуже.
Они должны понимать, что всяким часом
своей жизни, во время которой они не прекращают этой
жизни, они утверждают это обязательство, и что потому человек, живущий для себя и отрицающий это обязательство, связывающее его с
жизнью и началом ее, сам лишает себя
жизни, должен понимать, что, живя так, он, желая сохранить
свою жизнь,
губит ее, — то самое, что много раз повторяет Христос.
Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы вспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром,
погубила она
свою молодую
жизнь, которая могла бы быть так счастлива.
— Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы
губите целую
жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге — с этими вы в
своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!..